Джейк Тэкри (Jake Thackray) - 2

Old Molly Metcalfe

In Swaledale, North Riding of Yorkshire, sheep farmers used to, and some of them still do, count their sheep in a curious fashion. Not in the English way - “one, two three, four five”, but thus: “Yan, Chan, Tether, Mether, Pip, Azar, Sazar, Akka, Cotta, Dik, Yanadik, Channadik, Thetheradik, Metheradik, Bumfit Yanabum, Chanabum, Thetherabum, Metherabum, Jiggit”. Having thus reached twenty they then take a stone in the hand, representing the sheep that’s counted and if they have more than twenty sheep to count they begin again.
Yan, Chan, Tether, Mether, Pip
Azar, Sazar, Akka, Cotta, Dik.
Another twenty, another stone and again
Yan, Chan, Tether, Mether, Pip.
Another twenty again a stone and so they go.
Yan, Chan, Tether, Mether, Pip.

Not a right long time ago there was a shepherdess on a moor in Swaledale. Well, a shepherdess; “shepherdess” is a word for a woman with a pretty pinafore with petticoats, with a complexion and a cleavage. No this woman was a sheep minder. She was sent to mind sheep up upon the moor as soon as she was able — the age of eight. She scarcely left the cruel place and was found rotting with her ghastly sheep at about the age of twenty-eight. Here is a song for her.

Old Molly Metcalfe counting sheep
Yan tan tether mether pip she counted
Up upon Swaledale steep and bleak
Yan tan tether mether pip she said.

Grow little sheep come hail come snow
Yan tan tether mether pip she counted
Fine warm wool for a gentleman's shoulderblades
Yan tan tether mether pip she said.

Over the heather when the weather is cold
Yan tan tether mether pip she counted
Stiff Molly Metcalfe goes bow-leggedly
Yan tan tether mether pip she said.

Grow little sheep, come wind come rain
Yan tan tether mether pip she counted
Fine warm wool for a lady's counterpane,
Yan tan tether mether pip she said.

On her back in the bracken with frozen bones
Yan tan tether mether pip she counted
Daft Molly Metcalfe singing alone
Yan tan tether mether pip she said.

Молли Меткаф

Овцеводы Суэйлдельской долины, что в Северном райдинге графства Йоркшир, раньше считали, а некоторые до сих пор продолжают считать своих овец не по-английски one, two three, four, five, а вот таким забавным образом: “Yan, Chan, Tether, Mether, Pip, Azar, Sazar, Akka, Cotta, Dik, Yanadik, Channadik, Thetheradik, Metheradik, Bumfit Yanabum, Chanabum, Thetherabum, Metherabum, Jiggit”.
Досчитав таким образом до двадцати, они берут в руку камень и, если у них больше двадцати овец, начинают сначала:
“Yan, Chan, Tether, Mether, Pip,
Azar, Sazar, Akka, Cotta, Dik…”
Следующая двадцатка — следующий камень и снова:
“Yan, Chan, Tether, Mether, Pip,
Azar, Sazar, Akka, Cotta, Dik…” и так далее

Не так давно там жила одна пастушка. Впрочем, пастушка — это неправильное слово. Пастушками обычно называют женщин в юбочках и передничках с оборками, с изящными формами и большим вырезом. А эта женщина была смотрительницей овец. Ее с самого раннего возраста — лет примерно с восьми — отправляли на болотистые торфяники присматривать за овцами. Однажды она не смогла выбраться из гнилого места, и ее нашли уже совершенно разложившейся рядом с ее с несчастными овцами. Ей было двадцать восемь лет. Эта песня про нее.

На холмах и полях Свейлдейла
Yan tan tether mether pip
Молли Меткаф считает овец
Yan tan tether mether pip

Пусть снег, пусть град — подрастайте, овечки!
Yan tan tether mether pip
Будет много теплой шерсти на плащи нашим джентльменам.
Yan tan tether mether pip

В морозную погоду по вересковому болоту
Yan tan tether mether pip
Бредет окоченевшая Молли Маткаф на подгибающихся ногах
Yan tan tether mether pip

Пусть дождь, пусть ветер — подрастайте, овечки!
Yan tan tether mether pip
Будет много теплой шерсти на одеяла для наших леди
Yan tan tether mether pip

Промерзнув до костей и упав навзничь в заросли папоротника
Yan tan tether mether pip
Глупая Молли Меткаф все поет
Yan tan tether mether pip

Go Little Swale

Go, lowly Swale: go headlong down,
Down through your stony-faced meadows,
Your scowling hills, your crouching towns.
Go, little Swale, and I follow.

The taciturn hill farmers patiently still
Are pacing their hillside;
The po-faced sheep stare as they go.
The pinafored women go day after day
Making their hay
Down by the river edge where wagtails are trotting,
By Booze, by Muker, by Gunnerside, by Crackpot.

Go, little Swale: go headlong down,
Down through your stony-faced meadows,
Your scowling hills, your crouching towns.
Go, little Swale, and I follow.

The children are learning to leave you behind.
(Old men have time
to stare at the dead afternoons.)
The up-country bus takes them slowly but surely
Over the moorside.
Over the poor bridges that hunch there, all crook-back,
By Thwaite, by Grinton, by Healaugh, by Butter Tubs.

Беги, мой Суэйл

Беги, мой Суэйл, беги не спеша
Мимо своих каменистых равнин,
Мимо угрюмых холмов, мимо приземистых городков.
Беги, мой Суэйл, а я за тобой.

Молчаливые фермеры спокойно меряют шагами
Свои холмистые участки,
Овцы надменно смотрят на них.
Женщины в передниках день за днем
Ставят для овец изгороди
Вдоль речного берега, где скачут трясогузки —
В Бузе, в Мьюкере, в Ганнерсайде, в Крэкпоте.

Беги, мой Суэйл, беги не спеша
Мимо своих каменистых равнин,
Мимо угрюмых холмов, мимо приземистых городков.
Беги, мой Суэйл, а я за тобой.

Ребятишки учатся тебя обгонять,
А у стариков есть время
Поглазеть на неподвижный полдень,
Пока деревенский автобус медленно, но верно
Везет их по торфяным болотам
Через бедные сгорбленные мосты
В Туэйте, в Гринтоне, в Хилоу, в Баттер Табс.

On Again! On Again!

I love a good bum on a woman, it makes my day.
To me it is palpable proof of God's existence, a posteriori.
Also I love breasts and arms and ankles, elbows, knees;
It's the tongue, the tongue, the tongue on a woman that spoils the job for me.
Please understand I respect and admire the frailer sex
And I honour them every bit as much as the next misogynist.
But give some women the ghost of a chance to talk and thereupon
They go on again, on again, on again, on again, on again, on again, on.

I fell in love with a woman with wonderful thighs and hips
And a sensational belly. I just never noticed her lips were always moving.
Only when we got to the altar and she had to say "I do"
And she folded her arms and gathered herself and took in a breath and I knew
She could have gone on again, on again, on again till the entire
Congregation passed out and the vicar passed on and the choirboys passed through puberty.
At the reception I gloomily noted her family's jubilant mood,
Their maniacal laughter and their ghastly gratitude.

She talks to me when I go for a shave or a sleep or a swim.
She talks to me on a Sunday when I go singing hymns and drinking heavily.
When I go mending my chimney pot she's down there in the street,
And at ninety-five on my motorbike she's on the pillion seat
Wittering on again, on again, on and again and again.
When I'm eating or drinking or reading or thinking or when I'm saying my rosary.
She will never stop talking to me; she is one of those women who
Will never use three or four words when a couple of thousand will easily do!

She also talks without stopping to me in our bed of a night;
Throughout the sweetest of our intimate delights she never gives over.
Not even stopping while we go hammer and tongs towards the peak -
Except maybe for a sigh and a groan and one perfunctory shriek.
Then she goes on again, on again, on again on and I must
Assume that she has never noticed that she's just been interrupted.
Totally unruffled she is, and as far as I can see
I might just as well have been posting a letter or stirring up the tea!

She will not take a hint, not once she's made a start.
I can yawn or belch or bleed or faint or fart - she'll not drop a syllable.
I could stand in front of her grimly sharpening up an axe,
I could sprinkle her with paraffin, and ask her for a match -
She'd just go on again, on again, on again even more.
The hind leg of a donkey is peanuts for her, she can bore the balls off a buffalo.
"Mother of God," I cried one day, "Oh, let your kingdom come
"And in the meantime, Mother, could you strike this bugger dumb?"

Она говорит…

Увидев красивую женскую попку, я счастлив весь день.
В изысканных формах ее я всегда нахожу подтверждень-
Е божьего промысла.
Нравятся также мне бюстик, и ножки, и глазки с огоньком,
Но Боже, скажи, для чего наделил ты женщин языком?
Да буду я правильно понят и дьявольски честен с собой:
Я чту слабый пол лишь настолько насколько чтить должен любой
Женоненавистник.
Но стоит им дать лишь повод малейший ротик свой открыть,
И будут они говорить, говорить, говорить, говорить, говорить, говорить!

Я встретил красотку и сразу же впал от любви в забытье,
Но не разглядел, к сожаленью, что милые губки ее
Все время шевелятся.
Лишь когда время пришло сказать ей «да» пред алтарем,
Красотка вдохнула поглубже и хлынула речь ее ручьем.
Она без умолку трещала, пока не слинял весь приход,
Несчастный викарий скончался, хор мальчиков вышел из под-
Росткового возраста.
Позже на свадебном ужине вся моя новая родня
Радостно и лицемерно твердила, как рады они за меня.

И с тех самых пор непрерывно и громко она тарахтит,
Когда я обедаю, бреюсь, дремлю, иль забывши про стыд,
Бухаю по-черному,
Лезу на нашу крышу ремонтировать трубу,
Гоню под сто на байке, чтобы испытать судьбу.
Она говорит, говорит, говорит, говорит без конца,
Когда я читаю, работаю, думаю и у творца
Молю снисхожденья
Она не из тех, кто в двух словах изложит мысль свою,
Когда есть возможность легко обойтись тысчонкой иль пятью.

Она говорит, говорит и не пробует останови-
Ться, даже во время супружеских ласк на ложе любви
Не сделает паузы.
Только когда мой натиск до нутра проймет ее,
Она для проформы вскрикнет — и сейчас же за свое.
И вновь говорит, говорит, говорит, и этот процесс
Не сможет, бесспорно, прервать никакой сексуальный эксцесс
В моем исполнении.
Этим не успокоишь ее безудержную прыть.
С таким уже успехом я мог бы, наверное, выйти покурить.

Да что там курить! Коль она начала свою речь,
Могу я рыгать, портить воздух, храпеть или кровью истечь —
Она и не чухнется.
Можно над ней стоять с ружьем, с колом иль с топором —
Ей нипочем буран, тайфун, пожар, потоп, погром —
Она все равно говорит, сыплет бред, как горох из мешка,
Ее разговоры всех мух переморят и даже быка
Затрахают до смерти.
К Деве Святой я взмолился: «О сверши одно из двух:
Чтоб эта тварь онемела или чтоб я утратил слух».

The Blacksmith and the Toffeemaker

He was a blacksmith by trade; he used to live on his own.
She was a little old maid; she was all gristle and bone,
Just a crone that you might not have fancied yourself;
She was not born to attract. She was lined up for the shelf
If it were not for the fact the blacksmith loved her well,
He loved her like hell. He used to grunt and sigh, fit to die.
But from afar; for he was shy, as blacksmiths often are.
 

She made a meagre livelihood from her home-made toffee that she'd sell
Up and down the neighbourhood to a butterscotch and caramel clientele.
And optimistically, she used to think that she would get a husband yet.
She was far too modest to wink, to proud to be coquette -
You bet! 'Cos she'd got a squint, she was skinny, she was skint.
It never seemed that she, so palpably bizarre and banal,
Could ever be a femme fatale.
 

Time has no time to spare and the years went by, as they must.
The spinster shivered with despair and the blacksmith sweated with lust, fit to bust.
Until one day she went into the church, her simple heart to unclose:
"Lord, don't leave me in the lurch. Don't turn up your nose.
God knows I'm not much cop but my legs go up to the top.
Oh tell me why you've passed me by.
And, if you can, dear Lord on high, get me a man!"
 

She, she was in for a shock, for high in the tower like a bird
The smith was mending the clock, and he had overheard every word.
He nearly fell off his perch with delight! But, stout fellow, he kept his head;
He didn't snigger as a lot of men might but in the tones of Jehovah instead
He said: "You're not bereft. There's a good lad left.
He's nothing flash but still reliable, staunch and true.
Dear daughter will, will a blacksmith do?"
 

The spinster's eyes opened wide when she heard the Almighty One.
In a trembling voice she replied, "Lord, any man is better than none".
Whereupon the joyous blacksmith went home at the trot,
Dressed up to kill in a tick. Went and asked her if she'd have him or not
And she said yes damn quick, because she knew her state. It's daft to wait
When love is overdue; to miss your cue, delay or demur
In answer to a little cri de coeur.
 

Кузнец и ирисница

Он был обыкновенным кузнецом и привык жить один,
А она была настоящей каргой, костлявой, хрящеватой
И такой страшной, что во сне не приснится.
Она была старой девой и, без сомнения, ею бы и осталась,
Если бы не случилось так, что кузнец полюбил ее.
Он влюбился в нее по уши и буквально умирал от любви,
Кряхтел, вздыхал, но издалека,
Потому что был очень застенчив,
Как это часто водится у кузнецов.

Она еле-еле зарабатывала на жизнь самодельными ирисками,
Которые продавала сладкоежкам и сластенам по всей округе.
Но она все-таки надеялась, что когда-нибудь сумеет выти замуж.
Она была слишком скромна, чтобы строить глазки,
Слишком горда, чтобы кокетничать. Еще бы!
Она же была косоглазой, тощей и с жидкими волосенками.
Было трудно себе представить, что она, такая болезненно-странная
И в то же время обыкновенная, могла бы стать для кого-то
Роковой женщиной.

Время не стоит на месте, и годы шли своим чередом.
Старая дева томилась в отчаянье, а кузнец доходил до ручки
От неразделенного вожделения.
И вот однажды она отправилась в церковь
И обратилась к богу с немудрящей молитвой:
«Господи, не покинь меня в моих горестях,
не вороти нос! ты знаешь: я не бог весть что,
Но я не могу больше ждать. Скажи, почему
Ты обходишь меня стороной? И если ты можешь,
О Всевышний, пошли мне мужчину!»

Она была бы в шоке, если б знала,
Что на самой верхотуре, усевшись, как птица на жердочке,
Кузнец в это время чинил башенные часы и слышал каждое слово.
От радости он чуть навернулся со своего насеста,
Но он был не дурак и взял себя в руки.
Вместо того чтобы глупо хихикать, как большинство мужиков,
Он трубным гласом возгласил: «Дитя мое, не надо отчаиваться.
Есть у меня для тебя один хороший парень.
Он ничем особенным не блещет,
Но это верный и надежный человек —
На него можно положиться.
Скажи, дочь моя, подойдет ли тебе кузнец?»

Услышав речь Всемогущего,
Старая дева в изумлении широко раскрыла глаза
И произнесла дрожащим голосом:
«Господи, да любой мужчина лучше, чем никакого».
И тогда счастливый кузнец рысью побежал домой,
На скорую руку переоделся и явился к ней делать предложение.
Конечно, она чертовски быстро согласилась — в ее-то положении!
Когда любовь и так приходит с опозданием, глупо чего-то ждать.
Можно упустить свой шанс, если колебаться, откладывать на потом
И вовремя не откликнуться на сердечный призыв.

A vicar’s missus

Your Worship…
I want to kiss a vicar’s missus,
Your worship, I appeal to you.
I want to kiss a vicar’s missus -
Any old vicar’s missus will do.
I’ve kissed the wives of tax inspectors
Bank managers’ madames galore
The better halves of rent collectors
One little kiss but nothing more, Your Worship

I really need a vicar’s missus
I can’t get it from my mind
It’s not because I am lubricious
I am religiously inclined
Holy Mother Church has felt my onslaught
I’ve chased the wives of clergy all me life
I once embraced a bishop’s consort
That doesn’t count, she wasn’t his wife, Your Worship

I’ve kissed the wives of many a copper
Sergeants, inspectors, plain clothes men
One little peck, nothing improper
It’s not a thing I’d do again
I’ve kissed my way through most professions
Grocers, landlords, aristocracy
I kissed your wife at the petty sessions
Milord you have my sympathy, Your Worship

I really need a vicar’s missus
I shall be rapid and discreet
Without a vicar’s missus’s kisses
My collection is incomplete
It’s not as if I’d loot or ransack
His property, his premises
I’d never knock a vicar’s knick knacks
Just give his wife a little kiss, Your Worship

Жена викария

Ваша честь,
я хочу поцеловать жену викария
Ваша честь, я взываю к вам.
Я хочу поцеловать жену викария —
Мне сойдет любая независимо от возраста
Я целовал жен налоговых инспекторов,
Банковских служащих,
Прекрасных половин сборщиков арендной платы —
Всего лишь целовал — ничего больше, ваша честь.

Мне очень нужна жена викария,
Я не могу выбросить это из головы.
Не потому что я такой аморальный тип —
Напротив, я всегда чувствовал склонность к религии.
Пресвятая Церковь была целью моих устремлений —
Я преследовал жен духовенства всю жизнь.
Однажды мне даже удалось обнять спутницу епископа,
Но это не считается — она не была его женой, ваша честь.

Я целовал жен многих сержантов полиции,
Инспекторов и агентов в штатском.
Только невинный поцелуй — ничего предосудительного,
Но я бы не хотел повторить это еще раз.
Я отметился поцелуями в самых разных кругах общества —
Среди торговцев, землевладельцев, аристократов.
Я целовал даже вашу жену, пока вы заседали в суде —
Милорд, примите мое искреннее сочувствие, ваша честь.

Мне действительно необходима жена викария.
Это пройдет быстро и целомудренно.
Без поцелуя жены викария
Моя коллекция останется неполной.
Не то чтобы я покушался
На его неприкосновенную собственность.
Я не прикоснусь к его маленьким сокровищам,
А просто подарю его жене легкий поцелуй, ваша честь.

Ulysses

When Ulysses comes home
He always greets me with an open heart
But you will see
how Ulysses
Has taken my life apart

I've got a dog called Ulysses
He plays all day in the park
Sniffing at his friends and the chestnut trees
And chasing cats 'til after dark

When my Ulysses comes home
(wag wag woof woof)
His tail in the air
His usual exuberance
Is awfully hard to bear

When I stumble home at night I'm jaded and stale
And so I try to take a little repose
I don't want waking up with a happy tail
I don't want a kiss from a big wet nose

When my Ulysses comes home
(wag wag woof woof)
He gets on my wick
For Ulysses communicates
His love with a snuffle and a lick

I like to sit in my fireside chair
Watching telly 'til the epilogue
In a semi-coma and without a care
And I would do if it were not for my bloody dog

When my Ulysses comes home
(wag wag woof woof)
Like a maniac
Its useless to pursue my viewing
So I've sent my television back

I tried to climb the social scale
And so I organised a little do
Some very posh people came to my cocktail
But at half-past seven my party was through

When my Ulysees came home
(wag wag woof woof)
I knew I was sunk
My guests
were not at all impressed
And they left when my dog got drunk

I brought my sweetie home one night
And we both knew that this was it
Sipping Chianti by candlelight
We were getting to a very important bit

When my Ulysees came home
(wag wag woof woof)
He broke the spell
Intruding on my beautiful
Romance like a hound from hell

My one solution is quick and grim
A little bottle of cyanide
I can't bring myself to get rid of him
I shall have to perform a suicide

Улисс

Когда Улисс возвращается домой,
Он всегда приветствует меня от всей души.
Но сейчас вы поймете, как Улисс
Подкосил под корень всю мою жизнь.
 

У меня есть пес по кличке «Улисс».
Он целыми днями играет среди каштанов в парке,
Обнюхиваясь со своими приятелями
И гоняясь за кошками до темноты.

Но когда Улисс возвращается домой
(гав-гав, уф-уф), радостно виляя хвостом,
избыточные проявления его чувств
очень трудно переносить.
 

Я вечером вваливаюсь домой выжатый как лимон
И хочу немного покоя и тишины.
Мне совсем не нужно этого счастливого размахивания хвостом
И тычков большого мокрого носа.

И когда Улисс возвращается домой
(гав-гав, уф-уф), он ужасно действует мне на нервы,
потому что выражает свою любовь
обнюхивая и облизывая меня с ног до головы.
 

Я бы хотел беззаботно сидеть в кресле у камина
И тупо в полудреме досматривать сериал.
И я бы, несомненно, так и делал,
Если бы не этот проклятый пес.

Но когда Улисс возвращается домой
(гав-гав, уф-уф), он как будто сходит с ума.
Продолжать смотреть уже бессмысленно,
И телевизор пришлось сдать обратно в магазин.
 

Я попытался подняться в общественном мнении
И организовал небольшую вечеринку.
Самая шикарная публика собралась ко мне на коктейль,
Но в половине восьмого праздник закончился.

Когда Улисс вернулся домой
(гав-гав, уф-уф),
я понял, что погиб.
Моим гостям совершенно не понравилось,
Что мой пес нализался, и все они разошлись по домам.
 

Как-то вечером я пришел домой с подружкой.
Потягивая кьянти при свечах,
Мы оба чувствовали себя прекрасно
И готовились к чему-то очень большому и важному.

Но когда Улисс вернулся домой
(гав-гав, уф-уф), он словно адский пес
Разрушил эту идиллию
И грубо прервал нашу романтическую связь,
 

И тогда я пришел к суровому решению:
Мой единственный выход — пузырек цианида.
Но я не могу заставить себя избавиться от него,
И поэтому мне придется покончить с собой.